Особенность момента такова: информационные технологии, прежде применявшиеся для совершенствования систем обычных вооружений, приобрели самостоятельное значение. Информационные технологии теперь не только обеспечивают ТТХ танка или ракеты, они сами по себе стали и объектом защиты, и средством нападения, и критически важной для любого государства инфраструктурой. По сути, киберпространство становится новым театром военных действий (ТВД). В свое время так произошло с космосом: когда спутники стали средством навигации, разведки и связи, военные признали космос новым ТВД и занялись его инженерным обустройством, создав специальный вид вооруженных сил – ВКС. Рано или поздно придется делать то же и в киберпространстве. Или, как минимум, с использованием IT и киберпространства. Готовы мы к этому? Есть сомнения.
IT в СССР – времена холодной войны
Все советские ЭВМ создавались прежде всего для нужд оборонного ведомства.
Вопреки распространенному мнению, компьютерная отрасль тогда имела отечественные корни. К созданию первых моделей компьютеров в конце 1940-х годов советские ученые приступили, зная о существовании таких машин за рубежом немногое. К середине 1948 года будущие конструкторы первой советской ЭВМ «Стрела» Башир Рамеев с Исааком Бруком подготовили отчет для АН СССР, к которому в виде таблицы приложили все, что сумели собрать о вычислительной технике, построенной на Западе к тому времени. В 1946-47 годах на Западе появились отдельные открытые публикации про первый американский компьютер ENIAC, из которого можно было уяснить основные принципы его устройства, не более. Поэтому изобретать советским конструкторам пришлось все заново и первые машины, появившиеся около 1950-52 года (МЭСМ в Киеве, БЭСМ, М-1 и «Стрела» в Москве), имели полностью оригинальное устройство.
Экземпляр №1 первой серийной ЭВМ «Стрела», установленный в Институте прикладной математики АН СССР (1954 год)
В течение 1950-х годов на Западе компьютеры проникли в коммерческую сферу, и подробности их устройства появились в открытой печати. Но тогда уже не было необходимости что-либо копировать. У СССР существовали собственные центры разработки и производства, появились вычислительные центры (первый – в 1953 году в Минобороны, создан Анатолием Китовым), а машина БЭСМ стала в 1956 году самой производительной в Европе.
Башир Искандарович Рамеев (1918-1994)
Из-за высочайшей секретности, которую в СССР соблюдали с перестраховкой, до сих пор известно не обо всем, что тогда создавалось. В пример можно привести грандиозный проект Китова, известный под названием «Красная книга», о котором довольно много опубликовано со слов современников, но нет ни одного документа – т.е. есть, но где-то в архивах ЦК КПСС и Минобороны. Это был проект глобальной общегосударственной компьютерной сети для сбора и обработки данных, причем двойного назначения: гражданского и военного. В 1959 году Китов, будучи не в силах совладать с бюрократическими препятствиями, написал о «Красной книге» непосредственно первому в СССР лицу Никите Хрущеву (грубейшее для военного нарушение субординации), за что поплатился должностью начальника ВЦ-1 Минобороны, был исключен из партии и уволен из рядов Вооруженных Сил.
Следует вспомнить министра радиоэлектронной промышленности СССР Александра Шокина, создавшего на пустом месте советскую отрасль микроэлектроники. Здесь о самостоятельных корнях говорить не приходится. Ко времени, когда руководство страны осознало, что без интегральных микросхем – никуда, СССР успел безнадежно отстать. Ничего не оставалось, кроме заимствования: все первые серии отечественных микросхем были реверсной инженерной разработкой западных образцов. Однако это были все-таки отечественные изделия, в них изменен шаг выводов с дюймового на метрический, технологические процессы подогнаны под отечественные материалы и оснастку.
Исаак Семенович Брук (1902-1974)
Даже поворот в 1969-70 годах к копированию машин IBM/360 был все-таки оформлен так, чтобы не нарушать принцип «технологической независимости». ЕС ЭВМ (так назывались IBM-подобные машины) строились на технической базе, освоенной отечественной промышленностью, в крайнем случае – индустрией надежных союзников. Причем, по крайней мере в первые годы, эта деятельность проходила под контролем военных, что удорожало и замедляло выпуск продукции, но оказалось оправданным: удалось подтянуть уровень производства, и машины стали работоспособны.
Остатки отечественных школ и после ЕС ЭВМ сохранились под крылом Министерства обороны. По-прежнему для управления боевыми системами (например, оперативно-тактическими ракетами) проектировались и производились компьютеры – специального, правда, назначения.
В конце шестидесятых было принято решение о создании ракетного комплекса С-300, для которого разработали одну из лучших отечественных ЭВМ (5Э26), в разных модификациях ее выпущено полторы тысячи экземпляров.
В начале семидесятых под руководством Михаила Карцева в Институте вычислительных комплексов создается машина М-10 для наземных комплексов противоракетной и космической обороны. Карцев вспоминал: «Нам говорили, что мы психи, что нельзя собрать воедино такую груду металла, что все это никогда не заработает». В БЭСМ-6, к примеру, входило 60 тыс. транзисторов и 1,2 млн ферритных сердечников-колечек (применявшихся тогда в качестве ячеек памяти). А в М-10 одних дискретных транзисторов было 400 тыс., 40 млн ферритовых колечек диаметром 1 мм (между прочим, они тогда «прошивались» проволочками вручную!) и еще около 700 тыс. совсем еще непривычных микросхем. Среднее время безотказной работы М-10 составило 90 часов. Для сравнения: у ее западного конкурента, машины Cray-1 (1974), реализованной полностью на микросхемах, этот показатель составлял 50 часов. Всего было выпущено около полусотни комплектов М-10, и почти все они были связаны в мощную вычислительную сеть системы предупреждения о ракетном нападении.
Но холодную IT-войну мы стали проигрывать уже тогда. Cray-1, пусть формально, но все же имел производительность в 35 раз больше, чем M-10, благодаря совершенной элементной базе, хотя и уступал советской разработке по ряду архитектурных особенностей (например, в М-10 приходилось от 0,9 до 5,3 такта на операцию, а в Cray-1 – от 0,7 до 27,6).
Машина М-10 (начало 1970-х), предназначенная для систем ПВО и ПРО. Конструктор М.А. Карцев
Успехи советской компьютерной школы оказались практически полностью утеряны еще до развала СССР. Интересна характеристика, которую дает полковник Китов состоянию дел с компьютеризацией страны в 1985 году в письме Михаилу Горбачеву: «…Современных надежных микроЭВМ и персональных ЭВМ у нас нет и неизвестно, когда они будут, а самое главное, не начата и даже не намечена планомерная перестройка и организация управления на базе ЭВМ во всех звеньях народного хозяйства. Нет высшего руководящего органа, который постоянно занимался бы этим делом в масштабе государства».
Что не было утеряно и по-прежнему имеет важнейшее значение, так это ГЛОНАСС. Спасибо советской нации за спутниковую навигацию.
Воюют не числом, а роботами
В США с 2008 года запрещена поставка в армию вооружений, управляемых человеком, без специальных на то обоснований. Как следствие, к 2020 году каждый третий американский образец вооружения, по прогнозам, будет роботизированным механизмом. В настоящее время на вооружении армии США уже находятся более 1000 беспилотных самолетов, более 12 тыс. многофункциональных боевых роботов и роботов для разминирования.
Одна из американских компаний, занимающихся разработкой военных роботов, нашим гражданам знакома: это iRobot, выпускающая еще и пылесосы. Совместно с компанией Foster-Miller iRobot последовательно увеличивала поставки роботов для сухопутных войск армии США. В ходе операции в Ираке армия США использовала более 360 беспилотных летательных аппаратов, общий годовой налет которых превысил 300 тыс. часов. Около 120 военных летчиков переобучились на дистанционное управление беспилотниками, поскольку их использование давало лучшие результаты.
Консалтинговая компания Teal Group предсказывает появление к 2025 году человекоподобных роботов, используемых вместо пехоты, по цене миллион долларов за штуку. В этой сфере, по словам президента Cognitive Technologies Ольги Усковой, «Россия отстает кардинально, все разрабатываемые в стране автоматизированные военные системы существуют только в проектах и ни один из них до сих пор не запущен в серию. К сожалению, пока нет оснований рассчитывать, что это отставание мы сумеем сократить в ближайшее время – со стороны нашего военного ведомства нет серьезной заинтересованности».
Это верно. Вот, например, довольно полное перечисление вооружений, закупаемых Минобороны. Роботами и не пахнет, если не считать 15 беспилотников. По большей части закупается советская еще техника. Неплохая даже изначально, верно, а в модернизированном варианте еще лучше – но, закрадывается опасение, предназначенная для прошлой войны.
Конструкторы советских ЭВМ в США знакомятся с компьютерами IBM (апрель-май 1959 года). Третий слева – С.А. Лебедев (БЭСМ), далее по порядку В.М. Глушков (ЭВМ «Мир» и «Украина») и Ю.Я. Базилевский (ЭВМ «Стрела»)ПВО и ПРО. Конструктор М.А. Карцев
Не только в роботах, разумеется, дело. Они – только один из примеров, свидетельствующих: в военном деле идет информационно-технологическая революция, а мы от нее опасно отстаем. Сравните вот здесь хотя бы по числу публикаций, сколько примеров применения IT в военном деле дает Запад, а сколько – отечественный ВПК.
А вот тоже интересно: темы так или иначе связанных с IT статей в последних номерах журнала «Военная мысль»: «Угрозы информационной безопасности вооружения и военной специальной техники, укомплектованных электронной компонентной базой иностранного производства», «Использование автоматизированных рабочих мест органами военной юстиции при раскрытии и расследовании преступлений», «Концепция сетецентрических войн в свете доктрины «Единый взгляд 2020».
Не очень-то вписывается такое в военный IT-мэйнстрим, не правда ли?
Нынешнее отношение оборонного ведомства к отечественной IT-индустрии представляется неоднозначным. Она не получает заказов на разработку IT-систем для Минобороны даже в тех областях, где российские компании не проигрывают конкуренцию западным – случается, что военный заказ в таких случаях уходит в страну – участницу НАТО. Мы имеем в виду удивительную историю создания единого расчетного центра (ЕРЦ) Минобороны, где централизованно начисляется денежное довольствие всем российским военнослужащим. При том, что Россия – одна из немногих стран, располагающих собственными разработчиками ERP-систем, софт для ЕРЦ был закуплен у немецкой SAP AG. Даже если вынести за скобки риски для безопасности данных (хотя делать это после Сноудена глупо, напротив, «Военной мысли» впору озадачиться темой «Риски применения иностранного софта в ЕРЦ Минобороны»), история все равно остается возмутительной. И «1С», и «Парус», и «Галактика» несомненно справились бы с этой (не самой, вообще говоря, сложной) работой, а деньги из военного бюджета остались бы в России. То, что случилась эта история при прежнем военном министре, не к празднику он будь помянут, по сути дела ничего уже не меняет.
Это же справедливо в отношении производителей микросхем. Сейчас чипы для космических аппаратов приходится вывозить из стран, где их производят, даже контрабандой. Проблема не в принципиальной неспособности произвести микросхемы в стране, говорят на зеленоградском «Микроне» (детище Александра Шокина). Эту продукцию нельзя выпускать штучно, нужен определенный объем заказа – такова особенность индустрии. И индустрия это вовсе не отсталая ни по уровню подготовки кадров, ни по производственным возможностям, например, в Зеленограде покупает чипы один из крупнейших в мире мировых автопроизводителей (по условиям контракта «Микрон» не имеет права называть заказчика).
Дело в политической воле к технологической независимости Вооруженных Сил РФ, без которой военное строительство невозможно.
Юрий Ревич при участии Андрея Анненкова
comments powered by HyperComments